2,485 просмотров за всё время, 1 просмотров сегодня
Можно ли построить политику на искусстве? Нет, не рассматривать политику как искусство (что означает: как технологию), а поставить политику на фундамент поэзии, трагедии, живописи? Вот, как представляется, главный вопрос, каким задавался в своей жизни Отто Пёггелер (1928–2014), немецкий философ и историк философии, культуролог и политолог. В нашей стране его имя известно, в основном, исследователям философии М. Хайдеггера: О. Пёггелер был одним из немногих понимающих автора «Бытия и времени» людей, которые общались с ним в последние годы жизни и написали об этом. Но книга «Новые пути с Хайдеггером», фрагменты которой предлагаются читателям в переводе на русский язык, написана, как признается сам ее автор, не о М. Хайдеггере, а «по поводу» М. Хайдеггера — о философии, искусстве и политике.
Такое редкое сочетание философии, политики и эстетики во многом объясняется тем, какое образование получил О. Пёггелер и какими интересами он руководствовался в жизни. Первую — докторскую — диссертацию он защитил в 1955 году в Боннском университете по германистике, но это исследование было посвящено вовсе не чисто филологическим проблемам. Тема его звучала так: «Гегелевская критика романтизма». (Впоследствии О. Пёггелер дополнил эту работу и выпустил в свет в 1999 году в Мюнхене в виде монографии). Верность Гегелю он сохранил и тогда, когда писал хабилитационную работу, которая по объему и по требованиям соответствует российской докторской диссертации, но которую должен защитить каждый университетский доцент. Хабилитационная работа — «Рукописные произведения молодого Гегеля и идея феноменологии духа» — была написана в Гейдельбергском университете под руководством Ганса-Георга Гадамера, защищена в зимнем семестре 1964–1965 года и частично опубликована в виде книги серии «Исследования Гегеля» («Hegel-Studien)» под названием «Гегелевская идея феноменологии духа» в 1973 году. Таким образом, пограничное поле между искусством и философией осваивалось О. Пёггелером с молодых лет. «Политика» же в его жизни выразилась в активной организаторской деятельности. Он выступал инициатором подготовки многих коллективных монографий, с 1961 года возглавил, как издатель, работу над организованной с его участием серией «Исследования Гегеля», а затем, в 1968 году, стал директором Архива Гегеля в Рурском университете Бохума, исполняя эти обязанности до 1997 года. (До выхода в отставку в 1994 году он был профессором философии в том же университете).
Бурная организаторская деятельность О. Пёггелера вылилась в издание собрания сочинений Г. В. Ф. Гегеля, осуществленное в сотрудничестве с Академией наук и искусств земли Северный Рейн-Вестфалия и Немецким исследовательским сообществом.
Этим и объясняется столь редкое обычно соседство на страницах представляемой книги О. Пёггелера имен Г. В. Ф. Гегеля и М. Хайдеггера, причем автор относится к ним с равным уважением. Обычно М. Хайдеггер предстает в комментаторских работах как убежденный противник «классической немецкой философии», не имеющий с нею ничего общего; О. Пёггелер без труда сопоставляет Хайдеггера и Гегеля и одинаково находит им достойные места в немецкой философской культуре. В этом можно убедиться, читая фрагменты перевода книги.
До сих пор О. Пёггелер предстает перед читателем в роли скрупулезного и дотошного исследователя Гегеля, организовавшего сотрудничество между учеными, которые изучают его наследие. Но ничуть не менее важна и вторая сторона его научной жизни: с 1978 до 1983 год он был президентом Немецкого общества феноменологического исследования. Эту должность ему принесли не только выдающиеся организационные способности, но и множество научных трудов, посвященных учению Э. Гуссерля и М. Хайдеггера. Сам О. Пёггелер позиционировал себя как представитель «открытой герменевтики». Такая открытость — т. е. стремление видеть целостность культуры в ее истории и связывать с ней каждое художественное творение, выявляя смыслы и связи с Целым — властно заставляла О. Пёггелера не только постоянно «наводить мосты» между философией и искусством, в частности, самому исследовать творчество Пауля Целана (с которым он состоял в тесной дружбе) и Пауля Клее, но и странствовать с докладами по всему свету. Спустя десятилетие после второй мировой войны активный интерес к М. Хайдеггеру проявился во всем мире, и О. Пёггелер всячески откликался на приглашения поведать об учении человека, с которым он был лично знаком на закате жизни. М. Хайдеггер был постигнут О. Пёггелером феноменологически и герменевтически — и как узел смыслов, и как человек со своими уникальными личными особенностями. Но М. Хайдеггер всегда представлял для него и свой персональный интерес: до какой степени ученый может «впутываться» в политику (именно так называется одна из глав в предлагаемой читателю книге). Степени такой вовлеченности — если теперь герменевтически толковать уже самого О. Пёггелера — представлялись таким образом. Изоляция ученого в собственном кабинете — эпизодическое участие в научных форумах — организация научных форумов и организация выпуска их печатных трудов — организация библиотечных центров и фондов, на основе которых осуществляется научная и культурная политика, — деканство и ректорство в университете — участие в правительственной политике, направленной на развитие образования и культуры, — попытки скрытого обучения и воспитания руководителей государства с целью повлиять на политику страны в целом.
О. Пёггелер в предлагаемой книге детально — буквально под лупой — рассматривает недолгую и безуспешную, по его мнению, деятельность М. Хайдеггера на посту ректора. Она видится О. Пёггелеру… проявлением романтизма: М. Хайдеггер ввел в конституцию руководимого им университета положение о ректоре-вожде, стремясь утвердить культ ученого-провидца, — того избранного, через которого к нам обращается само бытие. Прозрения — события («с-бытия») у такой харизматической фигуры случаются как из области философии, так и из области искусства. Понятно, что всякого рода политики — к которым М. Хайдеггер относился без должного уважения — рано или поздно вовлекутся в течение, исходящее от этого харизматического деятеля-вождя-ученого, несокрытого, но и не открытого нараспашку. Самое сложное и самое главное — донести до всего общества тот поэтический перво-порыв, который предшествовал у досократиков академическому, чересчур академическому мышлению.
О. Пёггелер показывает, как велик был интерес М. Хайдеггера к творчеству У. Йейтса — тот пытался вернуть в политику и общество дух ирландских фениев — воинов-поэтов, причем самой высокой степени посвященности в поэзию. Они не сочиняли стихов от нарциссической влюбленности в себя и не описывали окружающее в рифмованных строках. Поэзия сама «поэтилась» в них… Что и выражало слово «Dichten» у Хайдеггера.
«Не властны мы в самих себе», — говорил в таких случаях Е. А. Баратынский.
© О. А. Матвейчев, 2016
